Читать книгу "И оживут слова. Часть III - Наталья Способина"

Находясь в Свири, я бы и не подумала задаваться таким вопросом. Но там я все же слегка сошла с ума. Здесь же, в цивилизованном мире, история о параллельном измерении, в котором я якобы провела несколько месяцев, из завораживающей реальности стремительно переходила в статус чудовищного бреда. Мои размышления на тему того, все ли в порядке с моей психикой, прервало появление врача.

Это был высокий мужчина средних лет в массивных очках и с ассиметричными усами. Вряд ли так было задумано, но факт оставался фактом: левый его ус был короче и выше правого. Интересно, он сам в курсе?

— Здравствуйте, Наденька!

Я поперхнулась ответным «здравствуйте», осознав, что он знает мое имя. Со мной не могло быть никаких документов. День, когда я уплыла на матраце, я помнила прекрасно.

— Здравствуйте, — все же прошелестела я.

— Как мы себя чувствуем?

Признаться, меня всегда удивляла привычка некоторых докторов объединять себя с пациентами. Я почему-то была уверена, что это работает только с детьми. Или же доктор считает меня душевнобольной и ласковым тоном старается избежать буйства?

— Хорошо. Пить хочу, — с трудом ответила я.

— Ну и славно! — чему-то обрадовался доктор. — Мы сообщили в полицию и вашим родителям. Они скоро приедут.

Я лихорадочно соображала, откуда он может знать моих родителей, когда доктор раскрыл историю болезни и, полистав для вида туда-сюда две несчастных странички, словно невзначай спросил:

— А какое у нас сегодня число?

— Я не знаю, — ответила я.

Врать смысла не было. Доктор посмотрел на меня с некоторым сожалением и, бросив взгляд на наручные часы, изрек:

— Восемнадцатое.

Я едва не спросила «а месяц?», но вовремя прикусила язык.

— В полиции вы у нас с июня числитесь пропавшей, — поделился доктор. — Поиски продолжались, но, сами понимаете, не так активно, как в первые недели.

«Недели»,? отметила я про себя.

— И вот чудо: вас нашли. Невероятная радость. А уж наши доблестные правоохранительные органы с каким облегчением вздохнут! У нас же, знаете ли, что ни лето, так пропавших… Напьются и купаться лезут. А потом ищи под каждым камнем то, что рыбы не доели.

Меня замутило, и доктор, увидев мою позеленевшую физиономию, вдруг спохватился:

— Ой, у нас же тут…

И замолчал.

— Что у нас? — спросила я, когда тошнота чуть отступила.

— Анализы у нас готовы.

— И?

— Хорошо все. Небольшая анемийка. Но учитывая астеническое сложение… Голодом себя, поди, морите. Модно же. Так что ничего особенного. Да и после пережитого…

— У меня истощение? — уточнила я, понимая, что тогда вопросы о моей слабости отпадают сами собой.

— Да не то чтобы… ХГЧ у нас двести тринадцать, — бухнул доктор и уставился на меня, не мигая. — Это значит…

— Я знаю, что это значит, — перебила я, чувствуя шум в ушах.

— Ну и славно, раз знаете. А то скоро участковый придет. У него же вопросы будут. И про ХГЧ тоже. Так что хорошо, что знаете, — повторил доктор и, зажав папку под мышкой, бодрым шагом покинул палату.

А я уставилась в потолок. Во времена Ленкиной несохранившейся беременности вся наша жизнь проходила в зависимости от показателей ее ХГЧ. Она сдавала кровь через день, и мы то радовались, то впадали в отчаяние. Я до сих пор помнила разбивку по нормам этого гормона. Двести тринадцать — это сильно выше нормы для небеременной женщины.

Я глубоко вздохнула. Это ошибка. Не может быть! Рука сама собой потянулась к шее в попытке найти единственное доказательство того, что Свирь существовала не только в моем воображении. Пальцы наткнулись на жесткий фиксирующий воротник. Больше на шее ничего не было. Может, я вправду сошла с ума?

Дверь в палату скрипнула, и на пороге снова появился доктор. Я подумала, что он так и не представился.

— При вас не было никаких вещей. Лишь это,? он протянул ладонь.? Может, участковому понадобится или же вам самой… А нет, так выбросите.

Зафиксированная в неподвижности шея не позволяла мне заглянуть в его ладонь, поэтому я протянула руку и, прежде чем пальцы что-то нащупали, мой взгляд выхватил неровную светло-розовую полоску на внешней стороне моего левого запястья.

— Спасибо, — пробормотала я, когда мои пальцы ухватили деревянную бусину.

— Ее пришлось срезать, — словно извиняясь, произнес доктор. — То, на чем она была, потерялось.

— Я понимаю, — прошептала я, мечтая, чтобы он наконец ушел.

Словно прочитав мои мысли, доктор сообщил, что мы увидимся на вечернем обходе, так как он сегодня дежурит, и оставил меня в одиночестве.

Несколько секунд я собиралась с духом, прежде чем поднести к глазам маленькую копию хванской святыни. В памяти всплыло вчерашнее утро, когда Альгидрас надевал на меня оберег. Свой оберег.

Я зажала бусину в кулаке и перевела взгляд на больничную стену. Как я могла хоть на миг усомниться в том, что это все было? Несколько минут я просто смотрела в одну точку и старалась дышать, потому что грудь невыносимо сдавило, а на глаза сами собой навернулись слезы. Чертов паршивец! Я же сказала, что хотела остаться в опасности, но с ним, а не в уюте и тепле, но без него. Что за идиотская привычка решать за других?! Я разом вспомнила все, что так бесило меня в этом человеке: постоянные недомолвки, единоличные решения, уходы от ответов или откровенная неприкрытая ложь, принципы, которые понятны только ему самому…

Я глотала злые слезы, накручивая себя все сильнее. По его вине я здесь одна. Мне предстоит куча разбирательств и ответов на вопросы, на которые я не в состоянии отвечать. А еще у меня… у меня будет ребенок. О котором я не думала, к которому не была готова… И как объяснить такой «подарок с моря» родителям и знакомым, я не имела не малейшего понятия. И это все его вина. Я злилась до дрожи. Просто потому, что если бы я хоть на миг перестала, хоть на секунду вспомнила то, как замирало мое сердце рядом с ним, я бы, наверное, умерла на месте.

Смешно. Здесь не было Девы, никто не навевал мне чувства, в груди же нестерпимо ныло и хотелось рыдать в голос. Глупый мальчишка, который сам поверил и меня убедил, что это все ненастоящее…

Слезы все текли и текли. Я понимала, что это мои первые слезы о тех, кто остался в Свири, но они вряд ли будут последними. Я закрыла глаза и отчаянно пожелала чуда. Пусть моя способность видеть Свирь никуда не исчезнет, чтобы я могла знать, что у них все хорошо, что они живы. Наверное, тогда и я смогу выжить и не сойти с ума. Мне ведь теперь придется заново учиться жить в этом очень удобном и очень ненастоящем мире. И учить этому своего ребенка. Сына, вспомнила я вдруг слова Будимира.

Я утерла слезы и вновь посмотрела на бусину, чувствуя себя слабой и растерянной. Попыталась утешиться мыслью, что если мне удалось выжить в Свири, то уж в своем-то мире, среди знакомых людей я справлюсь, но утешение не приходило. Тогда я подумала о Миролюбе, способном вставать с колен после любого падения, о Радиме, верном и непоколебимом до конца, об Алваре, схватившем меня за руку, не дожидаясь ничьего решения, будто сама мысль отдать меня Будимиру была абсурдной… «Я научусь быть сильной, — закрыв глаза, пообещала я себе, — и научу этому своего сына».